была купить подарок Ниме, а купила мне, позволь мне подарить ему эту книгу; пусть перечитает сцену в саду Глориани. Твой Нима, судя по описанию, забывчив, как я сам; так попроси его перечитать этот отрывок.
В книге волшебник пометил два параграфа. Один в предисловии – Джеймс пишет, что знаменитая и часто цитируемая сцена в саду является «ядром» его романа; второй – сама сцена. Это случай на приеме, который устраивает знаменитый скульптор Глориани. Ламберт Стрезер, главный герой романа, обращается к юному художнику, Крошке Билхему, которого неофициально назначил своим духовным преемником: «Живите в полную силу; кто живет иначе, ошибается. Неважно, чем вы занимаетесь, лишь бы вы жили своей жизнью. Если этого у вас не было, что было? Я-то в любом случае слишком стар для того, что вижу. Что потеряно, потеряно навек; не заблуждайтесь на этот счет. Но есть у нас иллюзия свободы; так помните же об этой иллюзии каждый день, в отличие от меня, который уже о ней не помнит. Я тоже однажды был слишком глуп или слишком умен, чтобы жить, а теперь вся моя жизнь – реакция на эту ошибку. Ведь я ошибся, сомнений быть не может. Так живите же, живите!»
Наша работа во тьме —
Мы делаем, что умеем,
Мы отдаем, что имеем —
Наша работа – во тьме.
Сомнения стали страстью,
А страсть стала судьбой.
Все остальное – искусство
В безумии быть собой.
ГЕНРИ ДЖЕЙМС
Раннее утро, первая пара; аудитория залита светом. Я подвожу итог по Джеймсу. В прошлый раз мы говорили о некоторых его чертах и о том, как они проявляются в различных персонажах и в разных контекстах; сегодня я хочу поговорить о мужестве, об этом слове, которым мы в нашей культуре так часто бросаемся.
Джеймс описывает несколько видов мужества. Приведете пример? Да, Нассрин? Самый очевидный пример – Дейзи, отвечает Нассрин. Она наклоняется вперед, пытается смахнуть со лба невидимую прядь и продолжает. В начале книги Дейзи велит Уинтерборну не бояться. Она имеет в виду, что не надо бояться условностей и традиций, – это один вид мужества.
Да, одобрительно говорю я. Дейзи – хороший пример, но есть и другие персонажи, те, кого мы никогда не назовем мужественными или храбрыми, потому что привыкли считать, что таким, как они, мужество просто несвойственно; мы думаем о них как о слабых. Тут лицо Махшид вспыхивает, и, не дожидаясь, пока она наберется смелости и поднимет руку, я поворачиваюсь к ней и говорю: да? Взгляд ее тут же гаснет; она колеблется. Отвечай же, Махшид, настаиваю я. Когда вы сказали про «слабых», я сразу подумала о Кэтрин. Она робкая, замкнутая и совсем не похожа на Дейзи, но дает отпор другим героям романа, которые гораздо лучше нее приспособлены к обществу; она дает им отпор, но какой ценой. Это другой тип мужества, не такой, как у Дейзи; но все же Кэтрин тоже можно назвать храброй. Я…
В этот момент в коридоре раздался шум. Я не обратила внимания; за годы я стала воспринимать посторонние шумы как часть занятия. Однажды во время лекции в класс зашли два уборщика, принесли два стула и поставили их в углу. Вышли без лишних слов и через несколько минут принесли еще два стула. Был еще случай, когда уборщик с кривой шеей вошел с метлой и начал подметать, а я просто продолжала лекцию о «Томе Джонсе» и притворялась, что его не замечаю.
Вот и сейчас я продолжала как ни в чем ни бывало – в «Послах», объяснила я, мы видим несколько типов мужества, но самые мужественные герои в этом романе наделены воображением и именно благодаря этому свойству способны испытывать эмпатию к окружающим. В отсутствие этого типа мужества герой не замечает чувств и потребностей других героев.
Мария, подруга Стрезера, с которой тот знакомится в Париже, обладает мужеством, в то время как миссис Ньюсем способна лишь «злорадствовать». Мужество проявляет мадам де Вионе, красивая парижанка, которую миссис Ньюсем хочет изгнать из жизни своего сына; она рискует всеми постоянными величинами своей жизни ради неизвестной величины – любви к Чэду. Но миссис Ньюсем решает не рисковать. Вообразив себе, какими должны быть люди, и мысленно определив их функцию и роль, она отказывается менять свою формулу. Она – такой же тиран, как бездарные писатели, что создают героев в соответствии со своей идеологией и желаниями и не дают им возможность быть собой. Чтобы умереть за благое дело, нужно мужество, но мужество необходимо, и чтобы жить.
По беспокойному ерзанию студентов и тому, как они поглядывали на дверь, я поняла, что они не могут сосредоточиться на моем интригующем умозаключении, но все же решила вести лекцию до победного, несмотря на шум. Самый авторитарный персонаж этого романа – миссис Ньюсем, которая на всем его протяжении остается невидимой. Анализ этой героини позволяет понять суть диктаторского сознания. Нима, не мог бы ты прочесть отрывок, в котором Стрезер описывает миссис Ньюсем, начиная со слов «вот почему с ней так сложно…»
«Вот почему с ней так сложно, – прочел Нима, – она не терпит неожиданностей. Мне кажется, это описывает и характеризует ее наилучшим образом… она вся, как говорится, тонкий холодный разум. Ей кажется, что она все проработала заранее, продумала все для меня и для себя. И, видите ли, там, где у нее все продумано, не остается места для чего-то другого; никакого запаса для изменений. У нее все забито доверху, все плотно утрамбовано, и на этом она держится… я к ней не прикасаюсь. Она не разрешает к ней прикасаться. Теперь я понимаю, что действительно никогда не касался ее; она держится особняком в своем совершенстве… и кажется неправильным вносить любые изменения в эту композицию».
Шум в коридоре усилился. Люди бежали и кричали. Рухи и Хатеф не скрывали своего волнения и громко перешептывались, бросая на дверь многозначительные взгляды. Я попросила их выйти и посмотреть, в чем дело, а сама между тем попыталась продолжить.
«Вернемся к нашей цитате…» В этот момент меня прервала Рухи и ее запыхавшаяся подруга; они стояли на пороге и явно не собирались заходить. Они доложили, что студент поджег себя в пустом кабинете и начал бегать по коридору, выкрикивая революционные лозунги.
Мы бросились к выходу. По длинному коридору в два ряда бежали студенты, двигаясь в сторону лестницы.
